По ♥ 14. Университетское/школьное АУ
б) Айзен - профессор по обмену в иностранном (русском или любом другом) университете, Хирако - студент-аспирант, от которого он хотел избавиться, но тот перевёлся следом по обмену.
Драббл
От автора: пособие по каллиграфии)

макнуть кисть в тушь
«Уважаемый Мистер Айзен, нашему университету оказана величайшая честь пригласить Вас преподавать в универ…»
Айзэн Соске смял бумагу и выкинул в мусорное ведро. Он достал из маленького холодильника рядом со шкафом бутылку минеральной воды без газа. Она холодила руку, но мужчина счел более полезным прижать её ко лбу. Кондиционеры в общежитии для преподавателей университета свободных искусств штата N были старыми. От их гудения раскалывалась голова, но даже их выключать при такой жаре было бы безумием. Окончательным и бесповоротным.
Соске снял мокрую от пота рубашку и бросил в корзину с грязным бельём.
«В конце недели сходить в прачечную» - приклеил он ярко-оранжевый стикер на холодильник. Кроме этой, там были ещё 5 бумажек разных цветов. Одна розовая с телефоном японского посольства, которое здесь начинало работу в девять часов утра, а заканчивало в десять вечера, заботясь о гражданах своей страны. Одна зелёная с названием лекарства, которое прописал врач, когда Айзэн пожаловался на головную боль и расстройство сна. Синяя с адресом ресторанчика, где готовили самый ароматный и рассыпчатый рис с приправами. Жёлтая «Не забыть сходить на почту и отправить подарок племяннику». Белая с желтым смайлом и напоминанием «улыбайся». А вот это сейчас хотелось делать меньше всего.
Студенты отделения культуры востока были просто неуправляемы. Как преподаватель и просто интересующийся человек, Соске читал о системе образования в соединённых штатах Америки, но как-то слабо верил в реальность того, о чем, написано, пока сам не столкнулся с этой проблемой. Они были действительно неуправляемы, и, казалось, даже не понимали ради чего пришли в университет. Самым же обидным для преподавателя по классической китайской каллиграфии было отсутствие уважения к иероглифам у детей, рождённых и воспитанных западом. Наверное, правы были мудрые древние китайцы, считая всех, окружавших их просвещённое государство, варварами.
Айзен лег на кровать и забылся сном.
Перед ним лежали все четыре сокровища кабинета: кисть, бумага, тушечница и тушь, но профессор не чувствовал в себе силы взять в руки кисть и сконцентрироваться. Он был измотан. В аудитории, где вечно толпились шумные студенты, он был сейчас один. Пение птиц, доносившееся с улицы, успокаивало, нежный ветер из приоткрытого окна ласкал лицо, но что-то мешало. Через пару мгновений Айзэн понял что именно. Шаги. Кто-то шёл по коридору к кабинету каллиграфии. Соске сглотнул. Эти шаги он ни с чем бы ни спутал. Ближе. Ближе. Ближе…
Профессор проснулся от громкого крика в коридоре. Кто-то с диким акцентом разговаривал по телефону. Айзэн зарылся лицом в подушку в надежде на скорую тишину. Голос не смолкал. Раздражение копилось и росло. Профессор, собираясь воспитать наглеца, посмевшего нарушить дневной сон, поднялся с кровати, залез ногами в коричневые тапки с собаками, подаренные любимыми студентами, и открыл дверь готовый ринуться в бой за отчизну и тишину, но в момент его выхода в коридор, любитель поболтать исчез в одной из комнат и глухо щелкнул замок. Настала желанная тишина. Соске вернулся к себе.
Время подходило к шести вечера. Он знал, теперь до утра не уснет, и решил пройтись на свежем воздухе.
Общежитие для учителей от здания самого университета было недалеко, но не в университет же профессор шел, правда? Ему хватало и дневных часов проведенных там.
Опавшие листья хрустели под ногами, медленно подбиралась осень. Айзэн не очень любил это время года.
Кисть нужно держать крепко, но не напряжённо. О руке каллиграфа говорят: «пальцы слиты в единое целое, а ладонь пуста».
Соске слышит собственный голос. Он снова в аудитории, за его спиной расположились галдящие, будущие искусствоведы, которым зачем-то понадобилась каллиграфия. А с таким отношением они её никогда не освоят. Американские студенты не совсем поняли, что хотел сказать преподаватель и Соске терпеливо объясняет:
"Пальцы должны быть будто собраны воедино, «как лепестки нераскрывшегося лотоса», а ладонь – сохранять пустоту, «обеспечивая свободу кисти». Движения руки должны быть словно направляемы всем корпусом; нельзя при написании иероглифов работать только одними пальцами или запястьем".
Айзэн макает кисточку в тушь. Он делал это тысячу, даже миллион раз. Кисть пропитывается ровно настолько, насколько необходимо для написания иероглифа в качестве примера. Соске в этот раз выбирает «черепаху».
В каллиграфии есть несколько основных стилей: цзя гу вэнь 甲骨文 – надписи, сделанные на гадательных костях древними иероглифами; цзинь вэнь 金文 – ранние образцы письменности эпохи Чжоу (XI век – 256 г. до н.э.), он же называется чжун дин вэнь 鐘鼎文 «надписи на колоколах и треножниках» или цзинь ши вэнь 金石文 «надписи на металле и камне». Дальше стиль Чжуань 篆書, делящийся на Большой чжуань 大篆, малый чжуань 小篆 и «головастиковое» письмо 蝌蚪書. Стиль Лишу 隸書, ба фэнь шу 八分書. И несколько скрописных стилей, среди которых Соске отдавал предпочтение уставному письму кайшу 楷書 он же «правильное письмо» 正書 и «истинное письмо» 真書.
Айзэн вздыхает про себя. С любимым стилем у него связаны не очень приятные воспоминания об одном студенте-аспиранте, чье имя начиналось с этого иероглифа. Имя 真子 «истинный, правильный» и «ребёнок», Соске бы так прямо и перевел. Он считал Хирако Синдзи несносным мальчишкой с ветром в голове. Успел же потрепать парень ему нервы в Японии.
От его голоса и слегка завывающего «Доу-у-уброе у-у-утро-у» до сих пор в дрожь бросает. Сначала в аудитории появляется голова с чуть растрепанными волосами, а потом и Хирако-кун в очередном нелепом наряде.
Нечистокровный японец, обесцвечивает волосы, по слухам имеет двойное гражданство. Даже эти скупые сведения он услышал от своих студенток, млеющих под взглядом «прекрасных серых глаз» Синдзи-куна.
Соске отогнал от себя наваждение. Его-то здесь точно нет.
«Но Хирако-кун был превосходным каллиграфом,» – настойчиво шептал внутренний голос. Даже странно, такая неугомонная личность могла успокоиться и тихо выводить иероглифы. Синдзи писал в стиле «головастикового письма», который так назывался из-за особенностей написание черты – начало имеет чуть заметное утолщение, конец пишется удлиненным и тонким, чтобы в целом линия походила формой на головастика. Пара работ юноши висела в качестве образцов в кабинете в далёкой Японии. А дома Соске хранил «головастиковое» имя, написанное самим каллиграфом на одном из занятий. Действительно прекрасная работа.
Соске, сам того не замечая, дошёл до книжного магазина. В задумчивости побродил между стеллажами, взял себе несколько классических японских романов, переведённых на английский, и поднялся на второй этаж, в кафе, где заказал кофе и маффин.
Айзэн углубился в сюжет книги, которую не перечитывал со школьной скамьи и порядком забыл, чем все закончилось, он не заметил, как время подошло к половине одиннадцатого вечера. Через тридцать минут кафе закрывалось, а он и до середины романа не дошёл. Соске спустился к кассе, расплатился за книги и вышел на улицу.
Было довольно прохладно, Айзэн не хотел подхватить простуду или что похуже, решил вернуться к себе и до утра почитать.
Он шёл лёгкой быстрой походкой в своей обычной задумчивости, пока не набрёл на человека у дверей общежития. Соске потер глаза, морковные джинсы были все теми же джинсами, тогда он протер очки, но черная рубашка не перестала быть черной. Айзэн бы ещё купился на подстриженные светлые волосы, но парфюм! Парфюм выдавал с головой.
- Что вы здесь делаете, Хирако-сан?
- Ась? – выпрямился парень и развернулся. Так и есть Хирако Синдзи, студент-аспирант из Университета Культуры префектуры Н. С пузатым чемоданом стоял он у порога и, увидев Соске, заулыбался.
- Я по обмену, профессор. Буду «улутьшат свой англесский» - коверкая слова, произнёс юноша. – Между нами, он у меня и так совершенен, но кто упустит возможность смотаться в Америку, да?
- Да, - хорошее настроение как рукой сняло, - никто не упустит. Только вы дверью ошиблись. Это общежитие для учителей, для студентов находится вон там.
- Оу, - Синдзи посмотрел на карту в свих руках, - я сразу сказал той цыпочке из главного офиса, карты не моя самая сильная сторона. Ну, до скорого, - Хирако потянул за собой черный, обклеенный наклейками их разных стран, чемоданчик и пошёл по дорожке, вымощенной булыжником. Пока он не исчез за поворотом, Соске отметил про себя, что Хирако заядлый путешественник, судя по тем же наклейкам: Китай, Тайланд, Корея, Германия, Англия, Бразилия и … из-за плохого зрения он не мог разобрать Россия или Франция. В Россию он и сам хотел съездить. Такая экзотическая страна.

Соске пытался читать, но не мог. Он автоматически пробегал глазами по напечатанному тексту, переворачивал страницы, но запомнил ли хоть слово? Нет. Айзэн не мог поверить, как этот мальчишка оказался тут? Бывают ли такие совпадения? Нет, конечно. Хирако специально приехал сюда его мучить, как будто в Японии ему этого было мало.

Относительный покой для Соске закончился.
Теперь в классе, помимо галдящих американцев, был галдящий японец. Не обделённый харизмой и привлекательной внешностью, Синдзи сразу же нашёл себе коллектив, поддерживающий все его самые смелые идеи.
Наметилась тенденция, если эта группа ребят сидит тихо, значит, замышляют что-то.
На второй неделе обучения Хирако-сана, Айзэн заметил появившиеся в его волосах зелёные, Ками-сама, пряди. На третьей он стал немного шепелявить, как потом выяснилось, проколол себе язык.
Синдзи был везде. Вместе с друзьями они сколотили довольно популярный университетский джазбенд. Состав часто менялся, за всеми, успевшими поиграть тем, не мог уследить, наверное, и сам Синдзи. Лично Соске особо запомнились: похожий на француза Роуз, игравший на рояле; темнокожий Лав на барабанах; неизменная солистка с чуть хрипловатым голосом наполовину китаянка Шили, Хирако любовно звал её Хиёри. Синдзи виртуозно играл на саксофоне.
Вместе они создавали поистине волшебную музыку или давали новую жизнь старым шедеврам.
Соске хватался за голову.
Его бессонница сменилась чем-то похуже, вроде бесконечных снов эротического содержания. Не с красивыми моделями, нет. Даже не со студентками-старшекурсницами. С этим чертовым саксофонистом. И обычно в двух вариациях: либо он выводил «желание» на обнажённом теле Синдзи своей любимой кисточкой для каллиграфии, либо Хирако оставлял изящное «красота» на его спине, а потом они страстно любили друг друга, проливая на стол черную тушь. В её потеках Соске видел величественные туманные горы Китая, завораживающие городские пейзажи со старыми улочками и толпами жителей, выгибающегося под ласками Синдзи.
Соске резко просыпался. Его ладонь вместо туши была испачкана спермой. Ругая себя, он лез под холодный душ, но успокоения всё равно не мог найти. И заснуть больше не мог.
Хирако же чувствовал себя прекрасно, а одевался все откровенней и откровенней.
Однажды Айзэн даже не удержался и коснулся обнаженного плеча. Юноша довел до конца черту и в изумлении поднял на него глаза.
- Сила, - спохватился Соске, указывая на недописанный иероглиф, - сильнее давите на кисть, Хирако-сан, тогда линии будут чётче.
Возвращаясь к преподавательскому столу, он сам смеялся над собой. Какая сила? Каллиграфия Хирако и без того самая лучшая в классе.
Он не мог оторваться от юноши. Почему вместо него не приехала Хинамори Момо, к которой он не испытывал никаких чувств, кроме вечного раздражения?

Вместе с осенью пришёл и Хэллоуин.
Большинство преподавателей в добровольно принудительном порядке были задействованы в организации этого мероприятия. Соске досталась роль одного из смотрителей на празднике. В его обязанности входило следить за количеством алкоголя, потребляемого студентами. В идеале его вообще не должно быть, но кто остановит человека, страстно желающего выпить?
Айзэн тоже понимал, что никто. Потому старался быть лояльным.
Про себя он радовался, хоть Хирако-кун не пришёл сюда, явно считая это детской забавой. Наверное, дождался, пока комнатка в общежитии освободится, теперь обнимается с этой Шили или как её там, на узкой, скрипучей кровати. Как бы он хотел сейчас быть на её месте.

Когда со сцены объявили о начале концерта, подготовленного студентами по случаю праздника, Соске готов был есть свой галстук, только не кричать во весь голос. И Шили в костюме сексапильной ведьмы и полуголый Хирако с черными кошачьими ушами и хвостом стояли там и махали всем собравшимся. Их согрупники расположились чуть дальше.
- А теперь песня для моего любимого преподавателя! – громкий голос Хирако разнёсся по залу. – Давайте поприветствует нашего профессора по каллиграфии Айзэна Соске.

Соске замер. Ни шумной пьяной хлопающей толпы студентов, ни обнимающейся с микрофоном поющей ведьмочки Шили, ни кого бы то ни было ещё, для него не существовало. Только играющий на саксофоне Хирако. И всё.

Из ступора Айзэн вышел только, когда ребята спустились, уступив место другим. Синдзи, придерживая за талию хрупкую девушку, снял её со сцены. К ним тут же подошёл студент с младшего курса. Соске напрягся, кажется, это был Хицугая Тосиро. Он поцеловал блондинку в щёку, за что тут же получил пощёчину и был утащен строптивой девицей вон.
Синдзи закатил глаза и тоже исчез в толпе.

Айзэн вздохнул. Все остальное не представляло для него интереса.
Когда все начали разбредаться по домам, он попрощался с преподавателями и оставшимися относительно трезвыми студентами, и направился к себе.

На улице прислонившись к дереву, стоял Хирако с бутылкой, рядом Роуз явно уговаривал его отцепиться:
- Иди проспись, Синдзи, - благоразумно советовал кудрявый блондин.
- Я трезв, мне хорошо, у меня есть во-о-о-от это дерево, правда, дерево? – дерево молчало. – Ты его стесняешь, Роуз.
- Что тут происходит – ситуация позабавила Айзэна, раньше ему не доводилось видеть Хирако пьяным.
- П-п-профессор, - икнул Синдзи, - скажите Роузу, чтобы не смущал моё дерево. А то он весь такой красивый… - парень покачнулся.
- Идиот, - крикнул Оторибаси, - ты хоть понимаешь, что несёшь?! Извините его, профессор.

Наверное, Соске совсем не дружит с головой, иначе бы не вызвался довести студента до общежития, отказавшись от помощи его друга.
Тощие руки, обвившие профессора, пробуждали те самые эротические сны. И Айзэн никак не мог заставить себя перестать об этом думать.

- Спасибо, - Хирако долго копался в кармане на предмет ключей от своей двери. Столько же времени пытался попасть ключом в замочную скважину.
- Есть! – крикнул он и ввалился в комнату. Айзэн последовал за ним

Соске был удивлён. Он ожидал обнаружить неслабый бардак, но в комнате было чисто за исключением разбросанных по кровати нескольких рубашек и штанов. На стенах висели пластинки в рамочках, постеры с исполнителями джаза. Никаких голых девиц.
Синдзи захлопнул дверь и повернул ключ.
- Хирако-кун, я всё ещё тут, - напомнил о себе профессор.
Юноша повернулся и посмотрел на него обиженно:
- Соске, ты идиот!
- Я?! – Айзэн застыл как вкопанный.
- Ты реально слепой, - заплетающимся языком пояснили ему, - я и так, и так, и даже всё это устроил, - в воздухе Синдзи попытался нарисовать круг рукой, но у него получился не вполне вразумительный параллелепипед. – А ты не видишь.
- Чего не вижу? – опешил Соске.
- Ты мне нравишься, - повис на нём студент, - мне тебя прилюдно оттрахать тушечницей, чтобы ты это понял. С какого хрена я бы ещё попёрся сюда?! Ты хоть знаешь, сколько надо собрать документов, чтобы приехать по обмену?

Айзэн не нашёл, что сказать. Не нашёл он что возразить, когда его толкнули на кровать и залезли сверху:
- Соске-бо, я тебя люблю.

Если бы кто-то сказал Айзэну, что у него будет потрясающий секс с его же собственным студентом в общежитии на скрипящей кровати, но бы не поверил.
Но, когда первые солнечные лучи заставили его открыть глаза, он удостоверился, что так оно и было.
Рядом спал вцепившийся намертво, Хирако Синдзи.
Соске легко поцеловал его в висок. Ему понравилось. Правда, понравилось, только, если б без перегара… и ещё Синдзи пинал его во сне и стаскивал одеяло.

П.С.
Если кому, вдруг интересно, так выглядит любимый стиль каллиграфии Айзэна Соске.
Варнинг биг сайз

И любимый стиль Хирако.